Путь к вершине
 |
Александр Дмитриевич Царегородцев
Профессор, директор ФГУ «Московский научно-исследовательский институт педиатрии и детской хирургии Минздравсоцразвития России», заслуженный врач России и Дагестана (звание было присвоено в 1995 г. за ликвидацию эпидемии холеры, разразившейся в республике годом раньше). В 1986 г. стал министром здравоохранения Татарской АССР, затем был назначен заместителем министра здравоохранения СССР (1989–1992 гг.). В 1994 г. занимал пост заместителя, в 1995 г. — первого заместителя, в 1995–1996 гг. — министра здравоохранения России, в 1996–1997 гг. был заместителем министра здравоохранения России. Автор научных трудов по актуальным проблемам педиатрии, инфекционным болезням и организации охраны здоровья в Российской Федерации.
|
— Александр Дмитриевич, почему Вы выбрали своей профессией медицину?
— Моя мама была санитаркой фельдшерско-акушерского пункта, а отец перенес три ранения на войне, последнее было очень тяжелым. Очнулся в «мертвецкой» палате, куда свозили безнадежных больных, год провел в госпитале. Врачи буквально вытащили его с того света, и у него сложилось очень уважительное отношение к ним. «Ты должен быть врачом», — говорил он мне. Я жил с родителями в глухой деревеньке в Кировской области, но поблизости, в райцентре, было медицинское училище. Отец настоял на моем поступлении туда, чтобы потом, если мне понравится медицина, я продолжил учиться на врача в институте. Окончив 7 классов, я стал студентом Санчурского медучилища и одновременно учился в школе рабочей молодежи. В 1964 г. сразу получил аттестаты о среднем и специальном образовании.
— Легко ли было мальчику из российской глубинки поступить в Казанский медицинский институт и окончить его с отличием?
— Мединститут Казани вырос из медицинского факультета Казанского университета — одного из самых старых высших учебных заведений страны, основанного в 1804 г., — и входил в число лучших отечественных медицинских вузов. Поступить было трудно, но я со своим дипломом фельдшера и тремя годами медицинского стажа оказался среди льготников, для которых конкурс был меньше.
На педиатрическом факультете насчитывалось всего 150 учащихся, поэтому подход к каждому был индивидуальный. За двумя-тремя студентами закреплялся преподаватель, с которым можно было тесно общаться, — это очень помогало в учебе. Я совмещал обучение с работой медбратом в клинике инфекционных болезней и активно занимался легкой атлетикой. График был очень плотный: учеба, работа, спорт. Так и осталось на всю жизнь: работать и рассчитывать только на себя.
— Кто из наставников более всего повлиял на Ваше профессиональное формирование?
— На меня оказали влияние многие специалисты, главным образом практические врачи с большим опытом работы. Например, Галина Васильевна Краева, заместитель главного врача в клинике, где я работал, — лучшего диагноста я в своей жизни не видел! С благодарностью вспоминаю Ольгу Ильиничну Гаркави — инфекциониста с уникальным клиническим мышлением...
— Какими были Ваши первые шаги в научной деятельности?
— В студенческие годы я заинтересовался детской инфектологией, а именно проблемой дифтерии. В период ликвидации этого заболевания за его проявления нередко принимали вирусные и бактериальные ангины, назначали противодифтерийную сыворотку и получали множество осложнений. Необходимо было найти способ сократить число диагностических ошибок. Диагностике дифтерии посвящались моя первая научная работа, доклад на студенческой конференции и кандидатская диссертация. Ее тема: «Клинико-морфологические и гистохимические характеристики ангин при острых респираторно-вирусных инфекциях» — была сформулировала моим научным руководителем профессором Ниной Петровной Кудрявцевой. Диссертация основывалась на морфологических исследованиях, которые не были распространены так широко, как сейчас. В начале 1970-х взять у больного биопсию, чтобы обнаружить морфологические признаки, отличающие воспаление миндалин вирусной природы от воспалительного процесса, вызванного дифтерийной палочкой, было целой проблемой. В этом состояла главная трудность.
— С 33 лет Вы в течение десятилетия последовательно руководили кафедрой, педиатрическим факультетом alma mater и Министерством здравоохранения Татарской республики. Расскажите, пожалуйста, об этом периоде Вашей работы.
— В 1980 г. прежний руководитель кафедры инфекционных болезней Казанского мединститута, Нина Петровна Кудрявцева, ушла на пенсию. Я выиграл конкурс на замещение этой должности. Заведовать кафедрой было непросто: тут требовалась особенная деликатность, ведь в подчинении оказались мои учителя.
Я возглавил кафедру, будучи доцентом, а в 1984 г. защитил докторскую по теме «Аденовирусная инфекция у детей и оптимизация ее лечения». ОРВИ составляли 80% всей инфекционной патологии у детей и отнимали 90% рабочего времени участковых врачей.
В марте 1986 г. меня избрали деканом педиатрического факультета, однако пробыл я им недолго. В июле в городе Мамадыш произошла вспышка сальмонеллеза. На заводе по производству мороженого вышла из строя холодильная установка — молочная масса пролежала всю ночь неохлажденной, а в ее состав входили сырые куриные яйца, обсемененные сальмонеллами. Утром из нее произвели мороженое, которое продавалось в киосках возле двух школ. В результате 680 человек были госпитализированы, умерла девочка 12 лет. Поскольку я был главным внештатным инфекционистом республики, то срочно выехал разбираться с этой вспышкой.
Дело находилось под личным контролем члена Политбюро ЦК КПСС Егора Кузьмича Лигачева. В первые сутки, пока не установили возбудителя инфекции, все очень нервничали, работать было сложно. За нашими действиями наблюдали представители КГБ: подозревали диверсию. Через 5 дней, когда все закончилось, мне сообщили, что партийное руководство рекомендует меня на должность министра здравоохранения Татарской АССР. Отказаться было нельзя, и я полетел в Москву для утверждения, не имея ни опыта, ни своей команды, как это сейчас принято. Опыт — дело наживное, он появился уже через год. А что касается команды… Я считал бессмысленным набирать новых сотрудников взамен тех, кто проработал в министерстве по несколько десятков лет. Разве можно отказываться от их опыта? Взять хотя бы моего первого заместителя — Якова Георгиевича Павлухина. Это был уникальный специалист, он знал все и многому меня научил!
— Вскоре Ваш опыт был востребован в Министерстве здравоохранения СССР, где Вы заняли пост заместителя министра. Что входило в сферу Вашей ответственности?
— В марте 1989 г. меня срочно вызвали в Минздрав СССР к Евгению Ивановичу Чазову. У нас тогда проводилась серьезная проверка системы работы психиатрической службы, и я решил, что меня вызывают по этому поводу. А Евгений Иванович объявил о моем новом назначении. Через месяц я уже приступил к работе, в моем ведении были лечебно-профилактическое направление и лекарственное обеспечение.
— Драматический момент в истории страны — конец перестройки, распад СССР. Удалось ли, несмотря на все трудности, добиться изменений к лучшему?
— Среди достижений отмечу строительство диагностических центров. К моему приходу в министерство в СССР насчитывалось 26 таких центров. Мы пришли к выводу, что они должны быть в составе крупных больниц, чтобы пациент попадал туда, пройдя всех необходимых специалистов. По опыту работы в Татарии было ясно, что самолеты Ан-2 устаревают — санитарную авиацию нужно комплектовать вертолетами. Все 39 центральных больниц оборудовали вертолетными площадками, чтобы можно было в считаные часы доставить тяжелого больного туда, где ему помогут.
В Татарстане была введена (и поныне действует) та же схема, в частности в отношении осложненных родов. Эта мера позволила на порядок снизить материнскую смертность, да и детская основательно уменьшилась: в целом по России она составляла в среднем 21 случай на тысячу родов, а в Татарии — 15. Кстати, сельское здравоохранение в республике тоже было на высоте: с сетью амбулаторий и фельдшерских пунктов. Это была школа передового опыта, за ним в Татарию постоянно приезжали со всей страны.
— В настоящее время в медицине многое изменилось. Как Вы оцениваете, например, современную систему сертификации врачей?
— Она ничего не дает. Врачи проходят тот же цикл, который уже прослушали, да еще и оплачивают его. Сейчас в Минздравсоцразвития России обсуждается идея именного сертификата, который отражал бы все приобретаемые врачом навыки. Скажем, кардиохирург хорошо подшивает стимуляторы, но с аппаратом искусственного кровообращения никогда не работал. Как только он освоит новую методику, в сертификат должна вноситься соответствующая запись. Причем этот документ должен быть не ведомственным, а общереспубликанским — как диплом об образовании.
— С 1997 г. Вы работаете директором МНИИ педиатрии и детской хирургии. Каковы масштабы деятельности института, какие актуальные научные направления развиваются в нем в настоящее время?
— Наш институт — научное учреждение клинического профиля, а его основная задача состоит в разработке новых технологий диагностики, лечения и профилактики заболеваний детского возраста. Институт имеет 400 общесоматических коек на собственной территории и 350 хирургических — в 9-й детской больнице, на базе которой работают 56 наших специалистов, в том числе 18 профессоров.
В числе актуальных научных направлений МНИИ педиатрии и детской хирургии могу назвать, например, изучение митохондриальной патологии (состояния энергетического обмена клеток при различных заболеваниях), молекулярно-генетические и цитогенетические исследования. У нас есть специальное подразделение, которое готовит зонды для диагностики генных нарушений. Многие генетические заболевания впервые описаны именно в нашем институте. «Впервые на Талдомской», — шутим мы, и это правда.
Чтобы найти нарушения в структуре гена, его нужно разложить на части. Если ген большой, этот процесс может занимать недели и месяцы. Но ведь мало обнаружить генетические ошибки — нужно научиться исправлять их. В недалеком будущем появятся технологии, позволяющие заменить поврежденный участок ДНК здоровым. Пока наука не совершила такой прорыв, приходится ограничиваться поддерживающей терапией, позволяющей хотя бы отчасти скорректировать последствия генетических нарушений.
— Вы автор курса лекций по инфекционным болезням, монографий «Дифтерия», «Инфекционные болезни», «Особенности лечения холеры у детей», «Информатизация процессов охраны здоровья населения»… Изменилась ли работа врача-инфекциониста за последние полвека?
— Иным стал состав больных. Раньше мы видели дизентерию, коклюш, сальмонеллез, корь, ветряную оспу, а сейчас имеем дело главным образом с вирусными заболеваниями, например с вирусным гепатитом и ВИЧ-инфекцией.
— В начале 2011 г. был введен новый национальный календарь прививок. Планируется ли расширять его в дальнейшем?
— Календарь прививок должен пересматриваться ежегодно, а у нас этого нет. В 1974 г. ВОЗ заявляла, что в 2004 г. дети в развитых странах будут прививаться от 20, а в развивающихся — от 30 заболеваний. В России же мы имеем сейчас плановую вакцинопрофилактику 10 инфекций. Целесообразно разработать региональные календари прививок, учитывающие местные особенности, распространенность и цикличность тех или иных заболеваний. Кстати, в отдельных регионах России такие календари уже существуют: в Московской и Тюменской областях, в Удмуртии…
Расширение календаря прививок затрудняется проблемой часто болеющих детей, которые на первом году жизни по 8–10 раз переносят ОРЗ. Они и предусматриваемую календарем иммунопрофилактику не успевают пройти! При несоблюдении ее сроков возможны осложнения и дискредитация самой системы вакцинации. Поэтому нужны комбинированные вакцины типа Пентаксим (против пяти инфекций).
— Расскажите, пожалуйста, о своей семье, досуге.
— Жена Лариса Владимировна — педиатр, работает на кафедре детских болезней РНИМУ. Сын Дмитрий работает в медицинской академии на кафедре кардиологии. Он доцент, готовит к защите докторскую. Наряду с мединститутом он окончил Российскую
академию музыки имени Гнесиных, занимался академическим вокалом у Павла Герасимовича Лисициана и Зары Долухановой. Был одним из лучших баритонов страны, победил в нескольких конкурсах. Невестка — кардиолог. Растет внук Александр.
Отдых — это смена деятельности, я отдыхаю на даче. Сажаю все, что растет: огурцы, помидоры, зелень, тыквы, свеклу… Яблони есть, слива, черноплодка, калина, малина. Ложусь спать рано, встаю с солнышком. Видимо, крестьянские корни не отпускают меня от земли…
Беседовали Белокрылов И. А. и Ковалева И. В.
